— Довольно большой разброс, — заметил он, но я только пожала плечами, и он продолжил: — Ты выглядишь на тридцать... — (что ж, неплохо) — ...а ведешь себя как будто тебе девяносто.
Я замерла, а потом подалась к нему:
— Я не веду себя как будто мне девяносто.
— Милая, если бы такое было возможно, то я бы предположил, что ты родилась два века назад.
— Что это значит?
— Это значит, что ты зажатая.
Я наклонилась ближе и гневно ответила:
— Я не зажатая!
Он снова усмехнулся:
— Абсолютно зажатая.
— Я не зажатая, — повторила я.
— Даже не знаю, как понимать твою противоречивость, — сказал он, оглядывая меня.
— Что это значит? — спросила я, хотя прекрасно знала, что не стоило этого делать.
Его глаза вернулись к моим.
— Это значит, что выглядишь ты одним образом, а ведешь себя по-другому.
Я наклонилась еще ближе:
— А это что значит?
Макс тоже наклонился, так что мы оказались почти нос к носу.
— Это значит, что женщина в таких джинсах, такой кофточке и таких сапогах в глубине души не может быть зажатой.
— Вот именно, я не зажатая, — рявкнула я и вздрогнула, когда на стол со стуком поставили две бутылки пива.
Я подняла глаза и увидела официантку с подносом подмышкой. Она была в белой футболке и джинсах. Пепельная блондинка с убранными в хвост волосами и симпатичным свежим личиком без макияжа.
— Привет, Макс, — сказала она.
— Привет, Труди, — ответил Макс.
— Привет, — обратилась она ко мне и улыбнулась.
— Привет, — ответила я без улыбки.
Ее улыбка стала еще шире, и, не оставив нам меню, Труди отошла.
Я смотрела на пиво, а Макс, к счастью, отодвинулся от меня, взял обе бутылки, одну поставил передо мной и сделал глоток из другой.
— Это для меня? — спросила я. Он посмотрел на меня поверх бутылки и опустил руку.
— Да.
— Я этого не заказывала.
— Я заказал.
Он? Когда?
Я решила не спрашивать и сообщила:
— Я не пью лагер.
— Что?
Я кивнула головой на пиво:
— Я сказала, что не пью лагер.
— Что ты пьешь?
— Эль, биттер, стаут.
— То есть ты не пьешь американское пиво, а пьешь английское.
— Бывают и не американские лагеры. Хейнекен. Стелла. Бекс. На самом деле, — поучительно продолжила я, — думаю, лагер изобрели немцы. Думаю, вообще пиво изобрели немцы.
Вообще-то, я не знала наверняка, просто предположила.
— Господи, — пробормотал Макс, уронив голову.
— Что?
Он снова посмотрел на меня:
— Герцогиня, ты способна спорить о чем угодно.
— Нет, не способна.
— А теперь ты споришь о споре?
Я решила промолчать.
Макс повернулся и крикнул:
— Труди!
Труди, стоявшая у другого столика, обернулась, подняв руки с блокнотом и карандашом и крикнула:
— Что?
При этом прервав туристов за столиком прямо посреди заказа.
— У вас есть эль? — спросил Макс, и я вжалась в сиденье.
— Эль? — переспросила Труди.
— Эль.
— Да, конечно.
— Принесешь Герцогине бутылку, хорошо? — крикнул он, кивнув в мою сторону головой.
Труди посмотрела на меня, улыбнулась и крикнула:
— Конечно.
В это же время я наклонилась вперед и прошипела:
— Макс!
Он снова повернулся ко мне и спросил:
— Что?
— Не называй меня Герцогиней при Труди.
Он ухмыльнулся и ответил:
— Хорошо, ты говоришь, сколько тебе лет, а я не называю тебя Герцогиней при Труди.
Я подняла глаза к потолку и вопросила:
— За что? Господи, почему я? Что такого я сделала?
Я почувствовала, как пальцы Макса легли мне на шею, и, опустив голову, увидела, что он придвинулся ближе. И он не просто придвинулся ко мне, его лицо смягчилось, а сам он выглядел веселым. Необыкновенное сочетание. Настолько необыкновенное, что я перестала дышать.
Его глаза опустились на мои губы, и мои легкие начали гореть.
— Господи, до чего же ты милая, — пробормотал он.
— Макс! — услышала я мужской крик. Макс повернул голову на голос, и я наконец выдохнула.
— Твою мать, — вполголоса проворчал Макс.
Я посмотрела в зал и увидела, что к нам направляется высокий худой мужчина с красивым открытым, немного мальчишеским лицом и светло-каштановыми волосами. Он улыбался.
Рядом с ним шла высокая женщина, стройная и очень красивая какой-то холодной красотой. Безупречная кожа. Длинные черные волосы, идеально прямые и блестящие, разделенные строгим пробором и собранные в такой же строгий низкий хвост. На ней тоже не было косметики. Она была одета почти так же, как Бекка этим утром, только ее меховой жилет был не таким пушистым и был приглушенного серо-зеленого цвета, а под ним была не водолазка, а трикотажная сине-голубая кофточка с длинным рукавом. И женщина, и мужчина держали в руках по бутылке пива. «Курз светлое», если быть точной.
Женщина пристально смотрела на Макса и не улыбалась.
Потом ее взгляд переместился на меня, и по какой-то непонятной причине выражение ее лица сделалось ледяным.
— Макс, не знал, что ты вернулся в город, — дружелюбно заметил мужчина, когда они дошли до нашего столика.
Макс встал и пожал ему руку:
— Гарри.
Гарри посмотрел на меня и поздоровался:
— Привет.
— Здравствуйте, — ответила я.
— Нина, это Гарри, — сказал Макс, а потом дернул головой в сторону женщины, и я заметила, что он тоже не улыбается. — А это Шауна.
Шауна? Шауна через «у», как в пароле на компьютере Макса? Не удивительно, что она так холодна.
О Боже!
— Здравствуйте, Шауна, — сказала я, стараясь скрыть удивление и неловкость.
Она скользнула по мне взглядом и сказала стене рядом со мной:
— Здравствуйте.
— Сколько же здесь народа сегодня, — сказал Гарри, оглядываясь назад. — Наш столик еще убирают. Не возражаете, если мы пока посидим с вами?