— Дерьмо.
Потом поднял глаза на меня и сказал:
— Ты была без сознания. Никогда такого не видел. Подумал, что ты притворяешься.
— Простите?
Он сделал еще один шаг в мою сторону, а я сделал еще один шаг назад. Он снова остановился, посмотрел на мои ступни и почему-то усмехнулся. Потом снова поднял глаза на меня.
— Я немного подождал и позвонил в гостиницу, чтобы проверить, зарегистрировалась ты или нет. Они сказали, что нет. Тогда я позвонил в пару других гостиниц. Там тебя тоже не было. Поэтому я отправился следом, решив, что ты, возможно, попала в беду. Так и оказалось. Я нашел твою машину в кювете, а тебя — спящей на заднем сиденье. Принес тебя и твои вещи в дом. Ты была в полной отключке. — Он повернулся и показал на мой чемодан, который лежал в уютном кресле в другом конце комнаты, а потом снова повернулся ко мне. — Положил тебя в кровать, сам спал на диване.
У меня определенно кружилась голова. Не только из-за болезни, но и из-за его слов. Поэтому, чтобы не свалиться и не выглядеть полной дурой, я обогнула его, подошла к кровати и села, или, если быть честной, плюхнулась на нее.
Потом я подняла глаза на мужчину и спросила:
— Вы уложили меня в кровать?
Он развернулся лицом ко мне. Его брови были нахмурены, и он больше не выглядел веселым.
— Тебе нехорошо, — заявил он.
— Вы уложили меня в кровать? — повторила я.
Он посмотрел меня в глаза и ответил:
— Да.
Я потянула за футболку и спросила:
— И это вы надели ее на меня?
Его ухмылка вернулась, но на этот раз она была другой. Совсем другой, и от ее вида мое головокружение только усилилось. Потом он сказал:
— Да.
Я вскочила на ноги, но с моим зрением случилось что-то забавное, я поднесла ладонь ко лбу и шлепнулась обратно на кровать. Он вдруг оказался на корточках передо мной, говоря:
— Господи, Герцогиня.
— Вы меня раздели, — обвинила я.
— Ложись, — приказал он.
— Вы меня раздели.
— Да, а теперь ложись.
— Вы не можете меня раздевать! — закричала я, но слишком громкие слова зазвенели у меня в голове, голова закружилась, и я едва не упала на спину, но успела опереться на руку.
— Могу, уже сделал. У тебя нет ничего, что я не видел бы раньше. А теперь ложись.
Я начала подниматься со словами:
— Я ухожу.
Он выпрямился и положил ладони мне на плечи, надавив вниз. Моя попа опустилась на кровать, и я посмотрела на него, неожиданно ощутив такую усталость, что едва могла поднять голову.
— Ты никуда не пойдешь, — объявил он.
— Вы не должны были меня переодевать.
— Герцогиня, больше повторять не буду. Ложись.
— Мне нужно идти.
Не успела я выговорить «идти», как он поднял мои ноги и положил на кровать. Я больше не могла удерживаться в сидячем положении и тоже упала. Он накрыл меня одеялом.
— У тебя в сумках лекарство. Я принесу. И тебе надо поесть.
— Мне надо идти.
— Еда, лекарство, потом поговорим.
— Послушайте...
— Сейчас вернусь.
С этими словами он ушел, и у меня даже не было сил поднять голову и посмотреть куда. Я решила достать из чемодана одежду и выбираться отсюда. Потом я решила, что сначала ненадолго закрою глаза. Они слишком болели, да еще это солнце и снег. Слишком ярко, надо дать глазам отдохнуть.
А потом я, кажется, вырубилась.
* * *
— Нина, ты со мной? — услышала я смутно знакомый, глубокий хриплый голос, который, казалось, шел откуда-то издалека.
— Откуда вы знаете мое имя? — спросила я, не открывая глаз. Если бы я не так сильно устала, то меня бы сильно встревожил скрипучий звук собственного голоса.
— Ты со мной, — пробормотал этот смутно знакомый, глубокий хриплый голос.
— Горло болит.
— Похоже на то.
— И глаза болят.
— Могу поспорить.
— И все тело болит.
— У тебя температура, Герцогиня.
— Так я и знала, — буркнула я. — Я же в отпуске. Всю свою чертовски скучную жизнь я здорова как огурец. Стоило мне уехать в отпуск, и я сразу заболела.
Я услышала очень даже привлекательный смешок, а затем:
— Милая, мне нужно, чтобы ты приподнялась, приняла ибупрофен и попила.
— Нет.
— Нина.
— Откуда вы знаете мое имя?
— Водительские права, кредитки, паспорт.
Я слегка приоткрыла веки, но на это потребовалось слишком много сил, так что я снова их закрыла.
— Вы копались в моей сумочке.
— Да, у меня в кровати больная женщина. Подумал, что лучше знать, как ее зовут.
Я попробовала перевернуться, но это тоже требовало слишком много сил, поэтому я оставила попытки и сказала:
— Уходите.
— Помоги мне.
— Устала, — пробормотала я.
— Милая.
Он дважды назвал меня милой. Найлс никогда не называет меня милой, любимой, дорогой или еще как-то. Он даже Ниной меня редко называет, а ведь это, черт возьми, мое имя. На самом деле, если подумать, Найлс вообще мало со мной разговаривает, но сейчас у меня не было сил думать об этом.
Я почти заснула, когда почувствовала, что мое тело осторожно подняли и устроили на мужских коленях, а потом поднесли к губам стакан.
— Выпей, — приказал все тот же смутно знакомый, глубокий хриплый голос.
Я выпила. Стакан убрали, и я услышала:
— Открой рот, Герцогиня.
Я сделала, как мне велели, и почувствовала что-то на языке. Стакан вернулся.
— Проглоти.
Я проглотила и дернула головой: таблетка больно оцарапала мое воспаленное горло. В результате мой лоб оказался прижатым к чьей-то шее, а щека покоилась на мягкой ткани.
— Ох, — прошептала я.
— Извини, милая.
Меня снова положили на кровать головой на подушку. Я заснула еще до того, как меня накрыли одеялом.
* * *
Я проснулась, почувствовав, как моей шеи коснулось что-то холодное, слишком холодное.